«Я, Женя Тялин, теперь уже Евгений Михайлович, родился в Дракино в 1933 году. Родился я в большой семье. Было у меня четыре сестры и брат Борис, в честь которого много лет спустя я назвал своего сына.
Борька был старше меня на пять лет. Мы любили друг друга каждый по-своему: он меня как младшего «карапуза», так звали меня в детстве, а я его как старшего – ловкого, сильного, умного. В школе Борис учился очень хорошо, вот только по поведению у брата всегда был неуд. Учителя удивлялись, как он мог вертеться и разговаривать весь урок, но, когда его просили повторить пройденный материал, Борис отвечал без запинки. Как и все ребята, брат любил гулять по деревне, летом купаться в быстротечной Оке, а зимой кататься на лыжах и санках. Ему, конечно, не очень хотелось брать меня с собой. Но, если я расплачусь, Борька хватал меня в охапку и тащил с собой. Для меня было счастьем гулять со старшим братом.
Наступил 1941 год. Началась война. Мне было 8, а Борису 13 лет. Нашего отца, Михаила Ивановича, забрали на фронт (он погиб в 1943 году под Могилевом). Борис поехал провожать отца на сборный пункт в Тарусу. Я очень боялся, что Борька уйдет вместе с отцом.
В сентябре я пошел в первый класс. Проучились мы две недели, и школу закрыли. Началась эвакуация деревни – немецкие войска были уже в Очковских горах, под Тарусой. Мы с семьей перебрались в Серпухов, а Борис остался в деревне присматривать за домом и кормить скотину. Я очень скучал по брату.
Всё Дракино заминировали на тот случай, если придут немцы. Зимой 1941 года недалеко от нашей деревни шли упорные бои. Части 49 Армии обороняли подступы к Серпухову и преградили немцам путь к Москве. Линия фронта тогда проходила по реке Протве, где еще совсем недавно мы купались, от деревни Кременки до нашей деревни и далее на юг по Оке. Наступление наших войск началось 16 декабря 1941 года, а 19 декабря было сломлено сопротивление врага. Фашистам так и не удалось переправиться через крутые берега Протвы и занять Дракино. Но обстреливали и бомбили нас еще долго. Жители, у которых уцелели дома, начали возвращаться в деревню. Вернулись и мы. Я был несказанно рад встрече с братом. Тогда я и представить не мог, что вместе нам осталось быть совсем недолго.
На Дракинском аэродроме базировались дивизия бомбардировщиков. В сохранившихся домах вместе с жителями разместился обслуживающий персонал аэродрома, и жили сами летчики. В нашем доме был медсанбат. Зима в тот 1942 год выдалась очень холодной и снежной. Мама, Борис, старшие сёстры вместе с оставшимися жителями деревни круглосуточно, сменяя друг друга, расчищали взлетные полосы от снега.
В марте 1942 года началось разминирование Дракино. Деревенские мальчишки во главе с моим братом помогали солдатам в разминировании. Боря ходил туда как на работу. Меня, конечно, с собой не брал.
Был конец марта. Стоял солнечный день. Мама достала из русской печки горячие щи, и мы сели обедать. Мама всё ворчала, что, мол, Бориса опять нет вовремя. Тогда ведь съедали всё сразу и ничего не оставляли опоздавшим. И вдруг раздался взрыв. Мы привыкли к бомбардировкам и стрельбе, но этот показался каким-то особенным, таким, что всем стало не по себе. Мама тогда сказала: «Ну вот, еще кого-то разорвало». Через некоторое время к нам домой прибежали испуганные ребята – наш Борис подорвался. Когда саперы пошли на обед, Боря с другом пробовали разминировать еще одну мину. То ли ребята поспешили, то ли мина попалась сложная. Борис как-то рассказывал, что у некоторых мин были очень тугие предохранители. Вот, наверное, и не удержали.
Моего брата Бориса разорвало. Тогда я не понимал, что это означало. Только мама молча взяла корзинку и куда-то ушла. Вернувшись ближе к вечеру домой, достала из этой корзинки окровавленные, вперемешку с землей и снегом куски и стала ополаскивать их в наполненном водой ведре, сложила в деревянный ящик. Я никак не мог поверить в то, что это все, что осталось от моего старшего брата. Я так и до конца не осознал, что брата больше нет. Я подолгу сидел на крыльце и ждал, вглядывался вдаль, всё ещё надеясь, что вот-вот он прибежит, обнимет, ласково улыбнётся и возьмёт меня с собой гулять.
В мае 1942 года ребята нашей деревни стали разрабатывать землю рядом со школой. Мы сажали картошку, чтобы осенью продать её и купить для школы тетради, ручки, чернила и карандаши. Той же осенью я пошел второй раз в первый класс. Уроки приходилось делать при свечах. Учёба давалась мне нелегко, не так, как Борису. Особенно плохи дела были с русским языком. Из всех предметов больше всего я любил арифметику. Но «пятёрок» и здесь не получал. Хотя решено было все верно, но с написанием было плохо, и поэтому я получал только «тройки». Я считал это несправедливым и обижался на учителя.
Все военные годы мы, дети, работали в колхозе. Самому старшему в нашей бригаде было 10 лет. Зимой на быках возили из леса дрова. Быки были здоровые и упрямые. Управляться с ними было очень тяжело. Весной я работал прицепщиком на тракторе. Летом, ночами, с остальными дракинскими ребятами пас колхозных лошадей. А днем возил на этих же лошадях сено. Я позже слышал не один раз: «Что они, труженики тыла, в военное время такого делали? Колоски собирали?». Не будешь же рассказывать, что мы, дети, часто делали то, что не каждому взрослому по плечу. И как же обидно слышать такие слова!
Когда Советские войска отодвинули фронт и погнали немцев, в округе осталось очень много боеприпасов. Нам, ребятам, очень хотелось помочь в обезвреживании снарядов. На озере стояли громадные бочки с неизвестным содержимым. Как и все дети, мы были очень любопытные, везде надо было сунуть свой нос, всё посмотреть и разведать, что же внутри этих бочек. И вот мы вскрыли одну из них… Это было что-то ужасное! Белое пламя столбом в несколько метров не гасло несколько суток. Даже пожарные не могли потушить, а зарево было видно даже в Серпухове.
Многие из нас получили сильные ожоги. Мне досталось не очень, у меня обгорели кисти рук. Очень долгое время я ходил в повязках, а когда мне делали перевязки, руки начинали дымиться даже недели спустя. Но это ничему нас, ребят, не научило. Мы, как и прежде, продолжали тащить домой оружие и снаряды, не понимая, чем это может обернуться. Я был твердо уверен, что продолжаю дело брата. А однажды из Очковских гор мы на санках привезли пушку. Потом эту пушку передали в Серпуховский историко-художественный музей. Мне тогда здорово попало от матери за санки, которые я взял без разрешения. Санки развалились, не выдержав тяжести пушки. А поскольку я остался единственным мужчиной в семье, санки пришлось ремонтировать самому.
После войны вышел приказ Сталина о наказании за хранение оружия. Мой дед Алексей несколько ночей подряд, как и многие дракинские жители, топил в озере собранные мной и братом Борей «трофеи».
В конце войны на краю деревни был оборудован лагерь для военнопленных немцев – они работали на восстановлении дорог и хозяйства. Мы с друзьями частенько наведывались туда. У одного немца были самодельные шахматы, которые нам очень понравились, тогда он и научил меня в них играть. В Дракино к тому времени всё понемногу начало «оживать» и возвращаться к тяжелой мирной жизни.
После окончания войны из военкомата к нам приходили военные, расспрашивали о Борисе и хотели как-то отметить его помощь саперам. По непонятным мне причинам, мама отказалась от этого.
Вот такой мой рассказ. Он получился, может, и не очень складный, но я уже говорил, что с русским языком и литературой я всегда был не в ладу. А вот детство моё и в прямом, и переносном смысле оказалось ОПАЛЕНО ВОЙНОЙ.
От редакции:
Евгений Михайлович Тялин умер 18 декабря 2014 года. Ему был 81 год. Последние четверть века Евгений Михайлович прожил вдвоем с дочерью в своей деревне, где родился, где встретил войну, где всю войну отработал в колхозе. Кто не знает – все военные годы страна жила и работала под лозунгом: «Всё для фронта, всё для победы». Значило это ровно одно: мальчишки, такие как Женя и Боря Тялины, выращивали для фронта зерно и скот, выпекали тонны хлеба и заготавливали тонны мяса, сами питаясь выделенной им мизерной пайкой хлеба.
Сегодня, когда восьмилетних внучиков бабушки водят за ручку в школу и кормят с ложечки манной кашкой, невозможно представить, что ровесник этого занеженного любовью мальчика – он полуголодный управлял упрямыми быками, везущими воз дров, перед этим загрузив этот воз. А представить мать, своими руками складывающую в ящик то, что осталось от разорванного миной тринадцатилетнего сына, – это и представить страшно. И долгие месяцы постоянных бомбежек. Чтобы это понять, это надо пережить. И Женя Тялин это пережил.
Кто сделал больше для победы – Александр Матросов, закрывший собою амбразуру немецкого дота, маршал Жуков, названый маршалом Победы или никому неизвестный восьмилетний мальчишка из Дракино, Женя Тялин, который пять лет возил на быках из леса дрова, которыми топили печи, в которых пекли хлеб для фронта?
Кто сделал больше для Победы?
За годы войны труженики тыла – женщины, подростки и дети – произвели 108 тысяч самолетов, 103 тысячи танков, 70 миллионов шинелей, бесчисленное количество продуктов питания. Потому что тыл и фронт были едины.
Материал предоставлен редакцией газеты «Выбирай», г. Серпухов.
http://vibiray-s.ru/news/society/Malchishki_i_voyna_/?sphrase_id=1382
Отец Евгения Михайловича — Михаил Иванович был награждён орденом Красной Звезды.
http://podvignaroda.ru/?#id=17494756&tab=navDetailManAward
Михаил Иванович погиб и похоронен в Могилёве:
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=6647968