Юрий Константинович Авдеев — Почётный гражданин города Чехова Московской области, где его именем названа улица.
Юрий Константинович родился в Серпуховском уезде, с родителями переехал жить в Серпухов, учился живописи в изостудии под руководством А.А. Бузовкина, потом в художественном училище в Орле и в 1941 году добровольцем, в составе 3-й Московской дивизии народного ополчения, ушел на фронт.
Он пережил много горького и страшного: участвовал в битве за Москву, освобождал Новгородскую и Ленинградскую область, Прибалтику. Авдеев был связистом, участвовал в боях, награжден солдатской медалью «За отвагу». Его военная судьба изменилась в конце 1942 года. В политотделе дивизии заметили портреты, которые он рисовал на открытках для однополчан. Фотографии в окопах были редкостью, а каждому хотелось отправить домой не только теплые слова, но свой взгляд, улыбку. В окопах, землянках, просто в лесу он нарисовал более трехсот портретов наших бойцов. После войны художник был уверен, что сохранилось лишь несколько портретов. Позже московский историк Иван Савченко нашел в архиве Института российской истории РАН потрепанную папку с 60 портретами работы Авдеева (несколько работ представлены на выставке).
После третьего ранения Авдеев ослеп: шесть лет он провел в госпиталях. Когда наступило небольшое улучшение, вернулся в Серпухов. Почти полтора года работал в Серпуховском историко-художественном музее. Когда ему предложили поехать на работу в Мелихово, согласился сразу. Здесь он занялся восстановлением чеховской усадьбы.
Но Авдеев не мог жить без искусства. Ему удалось вернуться к живописи. Конечно, работа над портретами теперь была для него невозможна. «Лиц больше не существовало», — говорил Авдеев. Но он видел цвет и свет. Ими и насыщал свои картины, множество раз возвращаясь с мольбертом в любимые яркие уголки мелиховского сада.
Сергей Апрышко, последний ученик Авдеева, а теперь известный московский дизайнер, говорил об особой светочувствительности глаз почти слепого человека. Он подчеркивал, что Авдеев великолепно чувствовал цвет и умел передать свои чувства зрителю.
Материал взят отсюда: http://serpuhov.ru/novosti/novosti-serpuhova/20050/
Из Википедии: https://ru.wikipedia.org/wiki/Авдеев,_Юрий_Константинович
Авдеев Ю.К. окончил Серпуховскую детскую художественную школу, в 1940 году — Орловское художественное училище. В августе 1941 года ушёл добровольцем на фронт; оказался в рядах 3-й Московской коммунистической дивизии. Был разведчиком, связистом, минометчиком, художником в дивизионной газете. Рисовал портреты отличившихся солдат и офицеров.
С фронта Ю. К. Авдеев вернулся осенью 1944 года с тремя тяжёлыми ранениями, результатом которых была почти полная слепота: восстановилось частично только боковое зрение. В 1947 году он был назначен руководить артелью инвалидов, изготовлявшей пуговицы. Однако уже в конце года он стал работать в Серпуховском историко-краеведческом музее.
В 1951 году он пешком по бездорожью добрался до Мелихово, где практически на пустом месте создал ныне знаменитый Государственный музей-заповедник А. П. Чехова.
С 1952 по 1987 год Ю. К. Авдеев был директором музея. Восстановил все строения, которые были при жизни Чехова. Собрал 17 тысяч экспонатов — вещей, документов, рукописей, фотографий, книг писателя, его окружения, его времени. Написал 12 книг о Мелихове и других чеховских местах в Подмосковье. Будучи почти слепым, обладал феноменальной памятью. Помнил наизусть рассказы Чехова, 12 томов его писем. Работал до самой смерти, наступившей в 1987 году. Похоронен у левого придела церкви Рождества Христова в селе Мелихово.
Жена: Любовь Яковлевна Лазаренко.
Отрывок из статьи: Владимир Ильич Мильков, Владимир Владимирович Мильков. Московский журнал. История государства Российского. № 2 (290), февраль 2015 г.:
«С началом войны Авдеев ушел добровольцем на фронт, как и другие ополченцы, набранные из столичных интеллигентов, оказавшись в рядах 3-й Московской Коммунистической дивизии. Первое дыхание войны ощутил на себе, когда враг вплотную подступил к Москве. Их наспех сформированная батарея стояла близ Речного вокзала. От Калинина и Клина, занятых немцами, с утра до вечера тянулись в столицу беженцы. Однажды удалось получить увольнение и посетить художественную выставку на Кузнецком мосту: «На стенах висели маленькие идиллические пейзажи с голубыми небесами, тихими речками и полями, залитыми теплым сияющим солнечным светом. Никакая война в эти места не заглянула. Вспомнилось, что и сам я еще в июне-июле писал то же самое, не задумываясь о том, что где-то горит земля, рушатся города, гибнут люди. Об этом нельзя писать, если сам не пережил, если жизнь воспринимается плавно, спокойно, без нерва. <…> Посещение выставки разбудило во мне желание писать, и я купил там же в магазине альбом и акварельные краски, надеясь, что они пригодятся мне».
Впрочем, воспользоваться приобретенным тогда не пришлось. Дивизию реорганизовали в кадровую и перевели на Северо-Западный фронт. В ту суровую зиму 1942 года, по признанию Юрия Константиновича, он не надеялся остаться в живых среди окружавшей его огненной круговерти. Увидев после первого боя на окраине деревни убитых солдат в новеньких шинелях и с вещмешками за плечами, художник решил расстаться с отягощавшей его поклажей, в том числе с альбомом и красками, «чтобы не тащить ничего лишнего на тот свет».
Потом Авдеев не раз об этом пожалеет — ведь и на войне он остался верен своему призванию. Красок же не было даже в политотделе, куда Юрия Константиновича спустя полтора года откомандировали с передовой.
Пришлось ограничиться зарисовками. Но этюд без кистей и красок не напишешь. Поэтому Авдеев в каждом письме просил мать переправить ему на фронт хоть что-то из его запасов. В конце концов она смогла прислать сыну этюдник с красками.
В минуты затишья Авдеев прямо в окопах или блиндажах рисовал портреты товарищей по оружию. Если в его распоряжении оказывались краски, то на кусках картона он запечатлевал оставшиеся после боя пепелища, картины солдатского быта, создавая «живописную летопись фронтовых походов». Каждому после боя хотелось приложить к весточке домой и свое изображение. Фотограф, один на целую дивизию, не мог обеспечить всех таких запросов. И в тыл отправлялись авдеевские рисунки — на почтовых карточках, на обрывках бумаги…
Вскоре талант Авдеева заметили. Начальство решило, что позирование ему должно стать поощрением отличившимся в бою. Назначенный дивизионным художником, Юрий Константинович находил портретируемых на передовой, на линии огня. В землянках, в окопах быстрыми штрихами набрасывал лица только что глядевших в глаза смерти людей. По его воспоминаниям, политотдел поставил эту работу «на поток». Порой приходилось рисовать по несколько портретов в день. Их собрали в «полевую галерею героев» и использовали в пропагандистской работе, устраивая выставки.
Под Старой Руссой и Демянском, на Ловати, на берегах реки Великой, в Прибалтике Авдеев сделал более трехсот портретов. Случалось, работа завершалась уже после гибели портретируемого, и рисунок, таким образом, становился художественным документом, памятью о подвиге. Так, посмертно выполнил Юрий Константинович большой групповой портрет Героев Советского Союза снайперов Наташи Ковшовой и Маши Поливановой.
В военных условиях трудно было сохранить «живописную летопись фронтовых походов», поэтому Авдеев старался переправить свои зарисовки и этюды в тыл, полагая, что «собранного материала хватит на всю жизнь для будущих картин о самых памятных годах России». Одну партию увез откомандированный с передовой начальник политотдела; после войны часть этих работ обнаружилась в музеях. В 1943 году выезжавший в Москву фронтовой кинооператор Семен Галадж забрал с собой до полусотни этюдов, позднее составивших костяк выставки, которая демонстрировалась в Москве, Новгороде, Старой Руссе, Орле, Серпухове, Подольске, Чехове.
Случались и утраты. Однажды машина, перевозившая картины Авдеева на выставку художников Северо-Западного фронта, была уничтожена артобстрелом. Много картин просто затерялось на дорогах войны. И лишь некоторые попали в государственные хранилища (Государственный Исторический музей, Центральный музей Вооруженных сил, Новгородский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник).
К перечисленному выше следует добавить множество агитационных плакатов и зарисовок, которые делались по горячим следам событий и ставились в очередной номер фронтовой газеты.
Когда отсутствовала возможность взяться за кисти или карандаш, увиденное цепко запечатлевала память. К своим фронтовым воспоминаниям в закатную пору жизни Юрий Константинович обращался неоднократно. Его словесные описания тоже были картинны. Вот в снегу — тела убитых и почему-то донага раздетых немцев, а за ними — догорающие дома большого селения… Вот одинокий подбитый наш танк с как бы запнувшимся о землю орудийным стволом, вокруг — срезанный снарядами мертвый лес… Вот среди сотен убиенных мирных жителей — тело погибшей девушки с застывшим строгим лицом…
По собственному признанию художника, война перевернула все его мировосприятие. Болела душа за искореженную землю, политую кровью. Обилие встречавшихся трупов притупляло естественное чувство самосохранения, побуждало к крайне рискованным поступкам. Однажды он пробежал на лыжах по заминированному полю, чтобы напрямую протянуть линию связи. Направившийся следом красноармеец подорвался и обезноженным попал в медсанбат. За равнодушие к опасности друзья даже прозвали Авдеева «Факиром».
Судя по письмам, его тогда мучили глубокие смысложизненные вопросы. Масштаб бытийных сдвигов представлялся неподвластным сиюминутному творческому постижению. Точно и правдиво отразить их Авдеев считал невозможным до тех пор, пока пережитое не остынет. И не случайно к теме войны он вернется по-настоящему только десятилетия спустя. Пока же не по летам возмужавший сын делится своими прозрениями с матерью: «Война отняла у меня много, но много и дала. Она очистила душу от всякой накипи, заставила понять в жизни главное.
Она обогатила меня как художника. И если бы я, как те, другие, был вне этого, устраивал свое личное благополучие, то я был бы более несчастным человеком. Не оно является целью моей жизни»; «Чтобы видеть изображение, нужно расстояние»; «Сколько впечатлений получаешь на дорогах, особенно сейчас, на дорогах войны! Один мой альбомчик — дневник в рисунках — я так и назвал». Размышляет Юрий Авдеев и о том, какой окажется встреча оставшихся в живых с послевоенной действительностью. Вызревал образ, созвучный с известной песней М. И. Блантера на слова М. В. Исаковского «Враги сожгли родную хату…»: «Я сделал эскиз картины «Возвращение» — солдат вернулся с фронта домой и не нашел ничего, разрушен дом, ни семьи, ни друзей, и стоит он на фоне безотрадного пейзажа у черной, как могила, ямы на месте бывшего дома.
Впечатлений для этого больше чем достаточно, и зрительных, и внутренних. Каждый из нас похоронил в какой-то могиле часть своего прошлого». Ясно, что это не художественное переосмысление популярного мотива: стихотворение Исаковский написал в 1945 году, а опубликовал в 1946-м; в данном случае можно говорить об обостренной работе чувств и мыслей творческих личностей в одном направлении.
Осенью 1944 года боевой путь Ю. К. Авдеева оборвался. После тяжелого ранения — полная потеря зрения. Для художника это была настоящая трагедия. Врачи делали что могли. Однажды блеснула надежда: в мутной пелене небесного простора Авдеев различил солнце — черный шар. Но неужели все так и останется — черное солнце, белесые силуэты домов? Будто на фотонегативе… Слава Богу, мало-помалу стали выплывать из сероватой мглы очертания деревьев, домов, крыш. И солнце проглянуло сквозь туманное месиво небес. Наконец начало возвращаться ощущение цвета. Голубое небо. Зелень листвы…
Возвращалась и надежда снова заняться любимым делом. Однако в итоге восстановилось, да и то частично, лишь боковое зрение. «Переводы из госпиталя в госпиталь не дали ощутимых результатов. Правда, день стал отличаться от ночи, да правый глаз стал кое-что видеть. Но это еще более убеждало, что старая жизнь, жизнь художника кончилась, а новую стоит ли начинать?.. С такими остатками зрения можно было вести тихую жизнь инвалида-пенсионера, копаться на огороде, взять какую-нибудь надомную работу, но ни о каком творчестве нельзя было мечтать. А я не видел смысла жизни без творчества… На всех замыслах был поставлен крест. Художник Авдеев не существовал».
Как получившего увечье на войне, в 1947 году Авдеева направили руководить артелью инвалидов, изготовлявшей пуговицы. Для творческой личности эта механическая работа оказалась невыносимой. Надо было искать, где, несмотря на ограничения по здоровью, можно приложить свои знания и недюжинные способности.
Только бы созидать. Только бы пристать к большому и нужному делу. В конце концов друзья помогли устроиться в Серпуховской историко-краеведческий музей».
Материал взят отсюда: http://www.vidania.ru/literatura/pressa/yurii_konstantinovich_avdeev.html
О Ю.К. Авдееве написана книга (с фотографиями военного и послевоенного времени):
http://музей-памяти-1941-1945.рф/data/avdeev.pdf
(Книга с дарственной надписью Ю. Авдеева предоставлена Крупецким Юрием Александровичем, племянником Абросимова Михаила Ильича, г. Серпухов).
