Горохов Аркадий Петрович


В 1942 году, после окончания трехмесячных курсов военподготовки, когда Горохову было 18 лет, он попал под Сталинград, артиллеристом.

-Тогда мало кому из артиллеристов со своими военного образца полутонными пушками удавалось выжить. Обычно в течение двух месяцев, а то и раньше, расчет выходил из строя. Ведь противостоять врагу на расстоянии 200-250 метров крайне сложно. Артиллеристы 45-миллиметровой пушки так и называли себя: «Прощай, Родина!», — вспоминает фронтовик. Это обижало нас. Мы указывали тогда на нашего командира батареи, который воевал с 1941 года, и ничего – был жив-здоров, полна грудь орденов и медалей. Но, видимо, была в этом прозвище доля правды, в которой мы не хотели себе признаваться…

-Расскажите подробнее о том, как Вы начали воевать под Сталинградом?

-Я воевал там в качестве командира расчета. В то время город полыхал, Волга горела вместе с пароходами цистернами. Это был настоящий ад. Немцы бомбили нас безнаказанно. Наши самолеты на первых порах в небе появлялись редко, но летчики бесстрашно вступали в бой, мешая немцам вести прицельную бомбежку. Приходилось часто менять боевые позиции, чтобы не быть разбитыми, и поддерживать пехоту огнем. Стрельба из всех видов оружия велась со всех сторон. Осколки снарядов летали вокруг нас, как мухи…

-Что представляло для ваших расчетов наибольшую опасность?

-У нас в расчете числилось шесть человек. Пулеметы нам были не страшны. Их расстрелять – дело ловких рук и зорких глаз наводчика. А с минометами было туго. Разряжались «скрипушки» (шестиствольные немецкие минометы) шумно, со зловещим пронзительным скрипом. Как будто невидимая, страшная сила надвигалась на дрожащую землю. Мы глохли и задыхались в пыли, а пальцы хватались за что-либо в поисках опоры.

Часто приходилось вступать в поединки с танками. По ним мы били прямой наводкой, стараясь попасть в гусеницы или борт. Потому что от лобовой брони снаряд нашей «сорокопятки» отскакивал.

Тут не обошлось без ранения. Осколок попал Аркадию Горохову в нос, лишив обоняния. За эти бои он награжден медалью «За отвагу». А дальше была Курская дуга.

-В августе 1943 года немецкие самолеты бомбили обстреливали наши позиции. В каждом заходе участвовало по 15-20 самолетов, — вспоминает ветеран. Кругом вой и грохот, как будто земля раскалывается на части, и кажется, что именно тебя эта воющая бомба накроет и разорвет на части.

После очередного налета наступает тишина… Оглохшие и засыпанные землей, мы поднимаемся со дня траншеи, а нашу пушку взрывной волной отбросило в сторону.

Его расчету здесь также довольно часто приходилось вступать в поединки с танками.

-Когда они идут, чувства рывками обостряются, мысли работают быстро и четко. Главное – не промахнуться. Иногда подорвешь танку гусеницы, он стоит, уронив ствол оружия, в борту торчит откинутая крыша люка. Рядом остановился второй. Он медленно поворачивается в нашу сторону, и сразу над нами сверкает черная молния. Тяжелая громадина ползет все быстрее, неудержимо надвигается на нас его широкая стальная грудь. И тут наша пушка, словно живая, вздрагивает…

-Много ваших товарищей погибло в расчете?

-Вот один эпизод. Выстрелы и взрывы гремят одновременно. Огромная глыба со стены окопа обрушивается на наши плечи. Что-то колючим градом обдает затылок. Я, кажется, глохну на несколько секунд, и мертвею, полузакопанный… Когда, наконец, выгребаюсь из земли, и выскакиваю из обрушенного окопа, первое, что бросается в глаза – яма на краю нашей площадки. В нее одним концом провалилось перекошенное орудие. Возле останков пушки неподвижно лежит заряжающий. Рядом, весь в земле и пыли, сползает на лопатках с бруствера подносчик снарядов – с залитой чем-то грудью. Невидящим, безумным взглядом, он смотрит в ту сторону, откуда полз на нас танк. Я оглядываюсь, и столбенею — от странно смешавшегося во мне чувства страха, удивления и радости. Огромная пятнистая громадина немецкого танка, почти вперев в нас свой длинный ствол, неподвижно застыла на бруствере. Густые языки пламени шипят и чадят над его приземистой, свернутой набок башней.

Но другие танки врага продолжают идти на нас. Я вгоняю в ствол ближайшего орудия бронебойный снаряд, и хватаюсь на механизм наводки. Пушка вся ободрана осколками, склонилась набок, по теще послушна моим рукам. Торопливо подвожу угольник прицела под срез вражеского танка, и нажимаю на спуск. Тугой резиновый наглазник больно бьет в бровь. Я не вижу, куда летит снаряд, но уже бросаюсь за следующим. А танки немцев уже поворачивают в сторону. В сторону минного поля…

-Когда же закончилась для Вас война?

-Под Белгородом, в одном из кровопролитных боев, я был тяжело ранен в левую ногу – осколок снаряда раздробил кость. Меня, потерявшего сознание, солдаты донесли до ближайшего дома и спрятали в подвале. Пока я лежал там, началась гангрена ноги.

В Борислоглебском госпитале он перенес четыре(!) операции. Даже стоял вопрос об ампутации ноги, но опытным армейским хирургам удалось спасти ее.

В ноябре 1944 года наш герой был комиссован из армии по ранению, и вернулся в родной Серпухов. Работал шофером в авиамастерских, и испытателем авиамоторов.

Младший лейтенант Аркадий Горохов после войны был награжден орденом Отечественной войны I степени.

14 марта Аркадию Петровичу исполнился 91 год. Когда приходится встречаться с этим худым и слегка прихрамывающим на левую ногу человеком, хочется сказать ему теплые слова благодарности, и отдать дань уважения за подвиг того военного поколения, к которому он принадлежит.

Материал предоставлен газетой «Окский курьер».

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *